— Точно не я! Ты что! Я бы тебе все в лицо сказал!
Ага, ну-ну.
— Что там, как малярство идет? Не надоело? Помощь нужна, я, кстати, умею!
— Ты? — смотрит с таким сомнением, что я смеюсь.
— Я, ага. Ты еще много не знаешь обо мне, мой юный падаван.
Он хмурится на незнакомом слове. Наверно, не знает, что такое «Звездные войны». А должен знать.
Выхватываю взглядом уголок книги за целлофановыми пакетами, где вещи его бесформенной кучей скинуты.
— Читать любишь?
— Нет! — протестует, как черт в раю. — Это… это для подставки. На страницах кушаю!
Ох и врунишка кое-кто.
— Сергей Степанович что ли тебе тарелки не дает?
Хотя… зная того пройдоху, то и не такое возможно.
— Нет! Он дает. Я не крал эту книгу! Я верну ее!
Улыбаюсь, хотя тянет другое сделать. Подростки часто воруют, неважно сироты или домашние дети. Нужно с причинами работать, а не клеймом на всю жизнь воспринимать.
— Конечно, нет. У меня дома много книг. Я тебе кучу подарю. Хоть все. Я каждую перечитала. Теперь только с ноута что-то новое.
— А… а тебе не надо что ль?
Голубые глаза смотрят подозрительно. Ищет подвох.
— Неа, не надо. Я квартиру продавать собираюсь. И перееду в меньшую. Там все книги не поместятся. Так что, ты мне даже поможешь.
— Мда, — тянет он совершенно по-взрослому, — книги ведь не продашь. На книгах щас не заработать.
Глава 22 АЛИСА
Забитость кафе-столовой подтверждает мои худшие подозрения. Не удивлюсь, если Кулак всем приглашения в телегу разослал.
«Друзья, мы с Алисой спим вместе. А не то что вы подумали! Конечно же, мы друг друга убивать не собираемся. Пока!»
Он сначала делает вид, что намеренно не собирается на публику переигрывать, но потом его ожидаемо уносит.
Слава богу, я наелась вчера до отвала, потому что сегодня деньги, хм, закончились. Пришлось же в другой номер переселится.
Так на даже несколько дней в номере предыдущего уровня у меня не хватило. Пришлось тащиться в номер, где ванная общая на этаже.
Наверно, газану, и из вырученных денег с золота доплачу за нормальный номер. Но еще телефон покупать. И приюту «Пьеро» нужен новый набор вакцин в начале июля.
Еще пришлось, сгорая со стыда, на ресепшене сказать, что за дверь Кулак заплатит. Хотя счет ведь на мне должен быть, он ради моего спасения ломал. Блин, нет, оплачу сама завтра уже.
Кулак с недовольным видом рассказывает, как продвижения по поиску автора записок проходят. Безопасник Марат поработает тщательнее над запиской, что я для них из машины вытащила, но на все время нужно. И вообще это слабый путь: почерк и так далее.
— Все упирается в то, что здесь камер нигде нет. И машин немного, а значит, с них записей не возьмешь.
— Я не понимаю, чего он или они добиваются. Это вообще преступление практически. Ради чего?
Он цепко осматривает столовую и фиксирует взглядом выход. Он часто так делает, когда находимся на людях.
— Скорее всего, тупо про бабло.
— В смысле, как? — понять не могу.
— Попросят потом у меня деньги, чтобы прекратить. Ходовая практика. В другом случае, я бы согласился.
— А чем этот случай особенный? Из-за внимания по пиару? — неудомеваю я.
Он забрасывается кофе. Которое он пьет в неимоверных количествах, независимо от времени суток.
— Если ты думаешь, что я хоть копейку заплачу тому, кто тебя толкнул, то тебя ждет еще дерьмовая куча открытий. Например, что я вообще здоровым этого писателя записок не оставлю.
— Вася, — качаю головой, рассматривая свой салат. Надо растянуть поедание помидорок, потому что его столичное Величество явно решил тут долго сидеть.
Он целует меня, прижимаясь губами неуклонно к моему рту. Удерживается так. Я таю, потому что он еще пятерней мне по ноге цапает. Когда Кулак концентрирует на мне все свое внимание, я расползаюсь кляксой.
Довольной, взбудораженной и рассеянной кляксой.
— Надо-надо, ходить больше не будет, а значит, толкать тоже.
Я недовольна таким настроем, но чего мне еще ожидать? Кулак никогда не скрывал, кто он есть.
— Надо, чтобы ты с Маратом поговорила завтра. Это долго будет. Напряжно, может. Поговоришь? Или еще на день перенести?
— Конечно! — восклицаю я. — Все хорошо будет, все расскажу.
Он моим энтузиазмом не проникается, а потом еще в мою тарелку нос свой сует.
— Что за фигня, ты пятнадцать минут это ешь. Нормального ничего не хочешь?
Впору зубы сцепить, но я демонстрирую мастер-класс по терпению. Я намереваюсь повесить на него счет за десерт, потому что от него не отвалится, но на этом — все. Завтра появятся деньги, и буду шиковать.
Наше воркование не проходит бесследно. Еще бы! Кулак стул поближе придвигает, а после десерта имеет наглость меня даже в шею целовать. Слава богу, коротко. Есть в злой башке хоть капля разума.
Консультант Витя машет мне рукой на прощание — типа ничего особенного, но он так смотрит на нас, что все понятно. Директор церковного хора пронизывает меня всезнающим взглядом. Мол, заблудшую душу отыскал.
После «свидания» Кулаку нужно пересечься с Игнатом, но обещает вернуться до двенадцати.
Говорю, что буду ждать его в номере.
Он зависает на пару секунд, а потом выдает, что можно дела с Игнатом и позже порешать.
— Пошли сейчас, — и чуть ли не за талию меня тащит.
Тоже мне, деловой человек!
— Вася, — выкручиваюсь из хватки, хоть и охота согласиться, — мне сейчас тоже надо поработать. Смета по ремонту стоит без изменений кучу дней. И завтра на совещании ого сколько догонять! И инспекция еще на носу.
Талию не отпускает, но хоть на месте стоим. Смотрю на него, запокинув голову вверх, и взлететь вообще охота. Потому что — кажется, сумею!
Он шлейки платья поправляет, и мурашки штормовыми волнами докатываются даже до затылка. Проводит пальцем по предплечью, словно пробует насколько кожа чувствительная. Внешне я не замираю, но изнутри… все смазанным стоп-кадром застывает, в потуге трепетный момент превратить в бесконечность.
— Ладно, — гортанно произносит Кулак. — Поработаем. Через три часа приду.
Но шлейку не отпускает.
— Иди уже, — соплю я.
— Иду.
Зажимает шлейку между пальцами. Страх искрой простреливает мне даже пятки. Вдруг сорвет прямо тут. Он поднимает глаза, а они… они действительно невменяемые.
— Вася, — шепчу растерянно.
— Платье красивое очень, — шепчет тоже.
— Прекрати.
Барахтаюсь тут, в отельном коридоре, как посреди бурана. Во взгляде его шальном, и в приливах жара грудинного. Потому что точка у меня над солнечным сплетением, откуда геометрически идеальными кругами расходится сигнал бедствия, желает лавы.
Лавы, что в глазах его давно заприметила.
Она теперь только ею и питается.
— Не прекращу, — глухо говорит Кулак. — Все красивое.
— Мы в коридоре, — продолжаю шептать.
— Я знаю. Жди меня в номере, Алиса. Через три часа приду.
— Я знаю.
Целую в щеку его, а он запястья мои сжимает, одновременно оба. И вызывает у меня несдержанный хрип-выдох, когда тянет часть волос у корней прямо зубами.
— Жди меня. Съем тебя.
— Иди уже, — едва ли не мычу.
Он отпускает мои руки, а я шаг назад делаю. И еще один. А у подножья лестницы оглядываюсь озорливо, а он там еще стоит. Потом по ступенькам поднимаюсь, как спортсменка!
Через некоторое время в номере на меня наваливает усталость — догоняя с предыдущей ночи — и дрема, видимо, в сон перетекает.
Потому что от стука по стеклу я именно что просыпаюсь.
Вскакиваю, не сориентировавшись, где я. Номер в Васильках, да. Спорткомплекс, Устав, ремонт, скупщик, колодец, записки. Васю жду.
Мамочки! Даже в темени видно, как оконное стекло дрожит. Рука выламывает створку снизу. С той стороны. С улицы. На третьем этаже!
Бросаюсь к телефону, но у меня же нет телефона.
А чтобы к выходу пройти в новом номере нужно мимо окна проскольнуть!
